ПОЧЕМУ И НЕТ? - Страница 16

Трое, - отложил несколько бумаг - по этим долговым расписками - купцы, хоть и не из крупных. Двое из Витебска и один, вроде, смоленский. С ними не знаком, хоть имена на слуху.

Остальные помещики, все из нашей Витебской губернии. Двое - знакомцы шапочные, из других уездов, но представлены мы друг другу были. А вот вдову капитана Сорокина, сама она из Мирских будет, не знаю вовсе. Недавно из Петербурга приехала в дедово имение Бражичи. Еще траур носит. - Опять отложенные бумаги и задумчивый взгляд на оставшиеся.

- Эти трое, мои соседи, меньше дня езды до каждого. Дружим давно. Вот с визитов к ним и начну, а ты погости пока у нас недельку, пока мы, старики, покумекаем.

Видимо, взваленная ему на плечи проблема, вовсе не тяготила старого вояку. Напротив, приосанился, глаза загорелись.

Фролиных знали и не любили, да и боялись. Об этом мне поведал радушный мой хозяин.

Глава семейства, Степан Федорович Фролин, состоял на интендантской службе в губернии, в немаленьких генеральских чинах, а три его сына прослыли хитрецами и хамами. Судя по реакции помещика, где-то и его задела эта семейка.

А я, как всегда, задним числом, пожалел, что оставил свидетелей. Да, кто ж знал, что их целый клан.

А ну, его все! Пока Олег Степанович наносил визиты, я отдыхал на полную катушку. Верховые прогулки я полюбил еще в прошлой жизни, и теперь отводил душу, носясь по всей окрестной местности на каурой кобылке, предоставленной мне хозяевами.

Такой прекрасной земли - еще надо поискать, и я просто радовался этой красоте. Восходам, наполненным бриллиантовым переливом росы на траве и щебетом птиц, полуденной жаре, которую так хорошо пережидать в тени старых темных дубов и бронзоволистых буков, внезапному теплому дождю, закатам, сменяемых звездным небом. Радовался своему здоровью и силе, радовался встречам с разными людьми.

А народ здесь жил приветливый. Я шастал без всякой системы, просто выезжая утром и направляясь, куда Бог на душу положит. Учил мальчишек, как меня в детстве, ловить рыбу руками, подсобил пастухам в перегоне табуна, даже присоединился к мужикам на покосе. Ну, нравится мне эта работа.

Уже на закате истории СССР несколько раз выезжал, как и любой ИТР, в подшефное хозяйство, где обучился этому делу. Кому довелось работать литовкой, меня поймет. Став с мужиками в ряд, работал на равных. Трава ложится под косу ровненько, пяточка скользит по земле, только шорох стоит. Ух, красота! Граф Толстой пахал, а мне и на покосе поработать не зазорно.

Смеялся шуткам мужиков, сам шутил, вызывая ответные улыбки. Нет, панибратства не было, но и чужим себя не чувствовал. Местные молодки, тоже были приветливы. Даже чуть более. А че? Я ведь живой человек, в конце концов, а одиноких баб на Руси увы, всегда хватало. Короче отдыхал, как умел.

Гаврила свел знакомство с местным населением, и с пользой проводил время то на конюшне, то в кузнице, то обхаживая свое транспортное средство. Авторитет у местных он заработал как-то сразу. Частенько его можно было увидеть солидно беседующего с мужиками постарше, а те внимали ему с интересом и уважением. Видимо, благодаря его влиянию, на мои чудачества и нестандартные поступки местные смотрели снисходительно.

Но все кончается, и мои каникулы тоже закончились. Опять мы колесим по пыльной дороге, а длинные перегоны весьма способствуют размышлениям.

На рубеже столетий земля Великого Княжества Литовского, отошедшая к России после раздела, все крепче привязывалась к Российской Империи. Шляхта с трудом, медленно, но привыкала, что, отныне, они являются частью дворянства российского. Вспоминали, конечно, вольности Речи Посполитой, но, в общем, смирились. Понимали, что их землякам в других землях хуже. Так бы и продолжалось, если бы не зажглась звезда гения нового правителя Европы - Наполеона Бонапарта.

На отошедших Пруссии и Австрии, после раздела Речи Посполитой землях, Наполеон создал союзное Герцогство Варшавское, породив огромный подъем польского, а следом за ним и литовского патриотизма, особенно в среде мелкого шляхетства.

Вернулась надежда на возрождение Речи Посполитой. Это, буквально, раскололо общество на два лагеря. Одни ратовали за воссоздание Великой Польши и Великой Литвы, а вторые, в основном из новых служилых людей, защищали вновь установившийся порядок. Какие страсти кипели в салонах и собраниях! Куда там итальянцам. Правда, не так напоказ, не так ярко, зато сила вспыхнувшей неприязни была похожа на волну цунами, набирающую силу.

Эта неприязнь сохранится столетия, к громадному сожалению. Славяне умеют любить, умеют прощать, но ненавидеть они умеют лучше всего.

Вот под такую раздачу и попала молодая, двадцатилетняя вдова капитана от инфантерии Сорокина Анна Казимировна, в девичестве Мирская. Два года тому, вопреки воле родителей, вышедшая замуж за красавца военного и принявшая православие, женщина слишком короткий срок была счастлива. Война, она и есть война, и пуле все равно, ждет ли кто того в кого она летит.

Анне Сорокиной, приходилось тяжко. Детей они с капитаном завести не успели, возможно, поэтому и родня мужа не приняла ее. Родители и родственники, весьма отрицательно встретившие ее решение о перемене вероисповедания, отвернулись. Все знакомые, из ее круга, осуждали. Хоть иди и топись.

Один дед, Зигмунд Мирский, пришел на помощь.

Цыкнул на сына, пообещав лишить его наследства, если не простит дочку. Всех, кто дурно отзывался об Анне, поклялся лично зарубить, а ей самой отписал имение. Мощная личность, не оставил любимую внучку в беде. А на мнение света начхал. Уважаю.